назад на главную. Vedzen.narod.ru

Тоон Теллеген "Не все умеют падать"

«Привет, чай—сказала Белка. Привет, Белка— ответил чай. И они говорили о запахах, о том, как кружится пар, о зиме...»
Белка и Муравей, Доктор Жук и Слон, Цапля, Каракатица—все это так трогательно, так забавно. Врач по профессии, Теллеген работал в Африке в составе гуманитарной миссии ООН, боролся с эпидемиями в Азии; может быть поэтому в его сказках столько доброты и мира. Сам Теллеген, правда, не любит называть свои произведения сказками, для него это скорее маленькие поучительные истории. Рекомендуется читать на ночь.
Ещё истории есть на сайте http://tellegen.ru

- И ТЫ НИКОГДА НЕ ПАДАЕШЬ?

- СПРОСИЛА БЕЛКА У ЦАПЛИ, которая как раз стояла в камышах на одной ноге.
- Нет, - ответила цапля. - Я не умею падать.
- А ты когда-нибудь пробовала? - спросила белка.
- Сто раз, - сказала цапля. - У меня не получается.
- Я думаю, все умеют падать, - решила белка.
- А я вот - нет, - возразила цапля. Они чуть-чуть помолчали. А потом белка потихоньку сказала:
- Я точно знаю, у тебя получится.
- Эй, лягушонок, - позвала цапля, повернув го-лову к лягушонку, сидевшему на большом листе кув-шинки. - Я могу упасть?
- Ты - нет, - ответил лягушонок. - А я могу!
Он вытянулся, встал на одну лапку, покачнулся, поскользнулся, крикнул: "Ух ты!" - и шлепнулся на спину в воду.
Через несколько минут он снова вскарабкался на лист кувшинки и крикнул: "Ну как? Здорово я упал?"
- Да, - сказала цапля. - Здорово. Я так не умею. Но белка ей не поверила.
- А если ты подогнешь ногу, на которой стоишь? - спросила она. - Тогда ты наверняка упадешь.
- Я не могу согнуть эту ногу, - сказала цапля.
- Почему это?
- Она не гнется. - Цапля нахмурила брови и спросила: - Почему ты мне не веришь?
- А ты бы хотела упасть? - поинтересовалась белка.
- Очень бы хотела, - ответила ей цапля. - Очень-очень, - и по ее щеке скатилась слеза.
Белка решила позвать на помощь муравья и других зверей. Муравей считал, что падать умеют все. "Даже кит, - сказал он. - И даже червяк". Он был абсолютно в этом уверен.
И совсем скоро на берегу реки собралось множество зверей. Они все хорошо умели падать и от души хотели помочь цапле.
Первая идея пришла в голову слону. Вместе с носорогом они хорошенько разогнались и изо всех сил врезались в цаплю. Ну и сильный же был удар! Носорог со слоном повалились на спину и барахтались в воде, очень расстроенные.
А цапля так и стояла на одной ноге, она только вскрикнула: "Ой!"
Потом и другие звери пытались свалить цаплю. Они толкали ее, незаметно подкрадывались и кричали ей в самое ухо, рассказывали дурацкие истории, раскачивали у нее перед клювом вкусно пахнущим тортом из рыбьей чешуи и со всей силы наступали ей на пальцы. Цапля не падала.
- Но ведь у всех бывают дни, - пробормотал крот, который был занят сооружением подземного хода под цаплиной ногой, - когда все так и валится. Разве нет?
- Ну да, - сказал муравей. - Бывают такие дни.
Когда солнышко скрылось за горизонтом, звери бросили свои попытки и отправились по домам.
А цапля осталась одна, в сумерках, в камышах у берега реки. "А я все стою и стою", - печально подумала она. Время от времени она поглядывала на лягушонка, а тот снова и снова пытался запрыгнуть на лист кувшинки, но каждый раз соскальзывал и падал в воду.

***

" Была зима, и белка уже давно никого не видела. Она сидела у окна и смотрела, как между буковых веток на землю летит снег.
Потом она налила себе чашку чая.
Чашка была теплой, из нее шел пар, и белка подумала, какая приятная все-таки штука -- чай.
Ей захотелось немножко поговорить с чаем. Муравей говорил ей, что говорить можно с чем угодно, даже с воздухом.
"А вот что, -- подумала она, -- дай-ка я попробую"
Она почесала в затылке и сказала:
-- Привет, чай.
Сначала все было тихо, а потом она услышала тихий, серебристый голосок из чашки, который сказал:
-- Привет, белка.
Белка чуть не упала со стула, но все-таки усидела.
-- Привет, чай, -- сказала она еще раз и завела с чаем беседу.
Они говорили о запахах, о том, как кружится пар, и о зиме. Чай знал так много всего.
А потом чай попросил белку, чтобы она его выпила. "Пока я не остыл", -- сказал он.
Белка помедлила, но потом сказала:
-- Пока, чай.
И выпила всю чашку.
Потом все стало тихо. На прощанье чай сказал:
-- Если я понадоблюсь, я вернусь.
Белка поставила на стол пустую чашку и вздохнула. Она глянула на снег на ветках и на темные облака, которые тянулись по небу. "С ними я тоже могу как-нибудь поболтать, -- подумала она, -- с облаками. Как бы мне хотелось с ними поболтать. Но не сейчас. Сейчас я пойду спать". Она забралась в постель и заснула.

ОДНАЖДЫ УТРОМ БЕЛКА НАПИСАЛА ПИСЬМО МУРАВЬЮ.
Дорогой муравей!
Я хочу тебе кое-что сказать, но, наверное, лучше об этом написать. Поэтому я и пишу.
Хотя, может быть, лучше все-таки сказать.
Белка
Ветер понес письмо муравью. День был прекрасный, и уже совсем скоро муравей стоял перед дверью белкиного дома.
- Привет, белка, - сказал он.
- Привет, муравей, - ответила белка и потерла лапками.
Потом они поели меда, засахаренных буковых орешков и сладких веточек ивы, и муравей рассказал белке о том, что она еще не знала. Или знала, но позабыла, а он об этом знал.
Вдалеке пел дрозд. В открытое окошко светило солнце.
В конце концов, муравей почесал в затылке и спросил:
- Так что же ты хотела мне сказать? Белка глубоко задумалась, посмотрела в пол и в потолок, тяжело вздохнула и сказала:
- Я думаю, что лучше я тебе об этом напишу.
- Хорошо, - согласился муравей.
В тот же вечер белка написала муравью новое письмо. Она написала, что лучше будет, если она обо всем ему скажет, а не напишет. Но в любом случае это не так уж и важно.
И когда муравей получил это письмо, ему стало по-настоящему любопытно.

ЕЖИКУ ОЧЕНЬ ХОТЕЛОСЬ ХОТЬ РАЗОЧЕК ПОВИСЕТЬ НА НЕБЕ.
КАК солнышко. Но не так высоко. Он считал, что это чересчур высоко. Ему было бы достаточно повисеть немного выше бука. Но над какой-нибудь полянкой в лесу. Ему хотелось висеть на небе, не шевелясь и посматривать оттуда вниз.
Муравей как-то рассказал ему, что если сильно чего-то захотеть и быть очень терпеливым, то все обязательно получится.
Поэтому ежик хорошенько задумался, собрал все свое терпение и принялся ждать.
И однажды у него получилось.
Это было в конце лета. Листья уже стали разноцветными, и во всем лесу сладко пахло смолой и сосновыми иголками. Оса носилась как сумасшедшая вокруг розового куста, а крот докопался до обратной стороны земли и стукнулся об нее лбом. Белка отправилась к муравью, чтобы вместе с ним попутешествовать или просто посидеть дома. И вдруг она увидела ежика.
- Ежик! - закричала она от удивления.
- Привет, белка! - сказал ежик.
- Ты что там делаешь?
- Я здесь вишу.
- Висишь? Но так не бывает!
- Не бывает, - сказал ежик. - И все-таки я вишу.
- На ниточке? - спросила белка.
- Нет. Просто так.
- Может, ты сидишь на чем-то невидимом?
- Нет. Я вишу. - Он немного помолчал и добавил: - Я очень долго к этому готовился, я много думал.
В лесу было тихо, только где-то далеко каркала ворона, а по небу между двумя облаками пролетал дикий гусь.
- И удобно тебе там висеть? - спросила белка.
- Ну... удобно... ах... - сказал ежик. - Да разве это так важно. Об этом я и не думал.
Висел он довольно криво и иногда испуганно посматривал вниз.
Белка присела на камень чуть в сторонке от него.
- Это было мое заветное желание, - тихонько сказал ежик.
Белка кивнула.
Так они просидели и провисели довольно долго.
Уже под вечер ежик свалился вниз. Он сильно ударился и погнул штук двадцать иголок. Но, вроде, больно ему не было.
- Как же я здорово повисел, - сказал он. - Я висел на небе совсем как солнышко, правда, белка?
- Правда, - ответила белка.
- А я не светился? - спросил ежик.
- Немножко.
- Мне кажется, - сказал ежик, - что издалека мои иголки похожи на лучики.
- Точно, - согласилась белка.
- А может быть, солнечные лучи - на самом деле иголки, если посмотреть поближе?
- Вполне возможно, - сказала белка.
- Я чем-то похож на солнце, - сказал ежик. Но это он сказал скорее сам себе, а не белке. Белка помогла ему распрямить иголки.
- Теперь я буду думать о том, как научиться ходить бесшумно, - сказал ежик. - А то я всегда так топаю. И он потопал прочь, громко шурша листьями.
- Слышала? - крикнул он. - Вот от этого я хочу избавиться.
Белка помахала ему и пошла в другую сторону. Она думала о том, каково это - думать. "Почему у меня никогда не получается долго думать? - думала она. Что я за зверь такой?"
Тут она споткнулась, почесала в затылке и задумчиво пошла дальше.

КОГДА БЕЛКА ПРОСНУЛАСЬ ОДНАЖДЫ УТРОМ, она услышала тихий стук в стену.
- Кто там? - спросила она.
- Это я, слон, - ответил голос.
И вдруг в стене образовалась огромная дыра, и в комнату вошел слон.
- Почему это ты заходишь через стену, а не через дверь? - возмутилась белка.
- Ой, извини, - сказал слон. - Какой же я неловкий. Мне выйти?
- Не надо, - ответила белка.
В стене теперь зияла дыра, и по ногам дул холодный ветер.
- Хочешь чаю? - предложила белка.
- С удовольствием, - согласился слон.
Белка поставила перед ним чашку, но когда он хотел размешать хоботом сахар, то смахнул
чашку со стола
- Ой-ой! - воскликнул он и попытался поймать чашку, но по ошибке подхватил стол.
- Успел! - воскликнул он, но тут заметил свою ошибку и отпустил стол, который рухнул
прямо на чашку и развалился.
- Ах, прости меня, пожалуйста, - сказал слон и смущенно опрокинул шкаф и стул.
- Мне, пожалуй, пора, - сказал он и, потупившись, боком протиснулся в дверь.
- О, извини меня, - крикнул он. - Прости!
Белка ничего не ответила. «Наверное, - подумала она, - тут уже ничего не поделаешь». Так
она и сидела на полу, посреди черепков и осколков, в комнате с дырой в стене. «А ведь это
хороший повод переехать», - подумала она и довольно потерла лапками.
 

ПО СТЕПИ БРЕЛ ЖУК. СТОЯЛ ЖАРКИЙ ПОЛДЕНЬ, и даже воздух был синим. Когда жук вставал на
цыпочки, то все равно не видел вокруг ничего, кроме степи. И даль была такая далекая, что
ее невозможно было увидеть. «Так вот что называют огромным и бесконечным?»- подумал он.
Но он был совсем один, и спросить было некого. Было жарко, и жуку захотелось пить. «Что
это у меня за жажда? - спросил он сам себя. - И какие вообще бывают жажды?» Этого он не
знал. Но когда язык у него перестал шевелиться оттого, что приклеился к нёбу, жук решил,
что наверняка это - сильная жажда. Он посмотрел на землю и подумал: «Может быть, это даже
бесконечная жажда?»
Он вздохнул и с трудом поплелся дальше.
Солнце стояло как раз над ним. Ему пришлось бы лечь на спину, чтобы его увидеть. Но жук
слишком устал для этого и присел. «Моя усталость, - подумал жук, - она тоже oгромная и
бесконечная». Он попытался думать только о мелочах, которые мог хорошо рассмотреть.
«Потому что иначе, - подумал он, - мои мысли тоже станут огромными и бесконечными». И эта
мысль ужасно его испугала. Сначала он вспомнил домик под кустом, такой маленький, что
никто не мог протиснуться в дверь. В этом домике он сидел на стуле у окошка. И сам он был
тоже маленьким. Потом он подумал о маленькой записке, которую однажды подсунули ему под
дверь, и в ней было написано только: «Привет, жук!» - и больше ничего, даже - от кого
она. Вот такой маленький синий листочек. А потом он подумал о маленьком торте, который
стоял перед ним на столе, и о маленьком стакане с капелькой холодной воды. «Полкапельки,
- подумал жук, - вот было бы замечательно». Он сидел посреди степи в высохшей траве и
думал о самых маленьких вещах, которые только мог себе представить. Солнце закатилось, и
вокруг него по огромной пустой степи разлилось красное зарево.

ОДНАЖДЫ УТРОМ ВСЕ ЗВЕРИ ВДРУГ ВЗЛЕТЕЛИ В ВОЗДУХ. Они взлетели не слишком высоко, но все-таки высоковато. Слон взлетел до половины липы, щука - до камышовых метелок, черепаха - до нижней ветки дуба, а совсем далеко, в океане, кит взлетел до толстого серого облака.
Крот и дождевой червяк пролетели сквозь землю, поднялись до розового куста и дрожали от жгучего солнечного света. Все повисли кто где и теперь удивленно смотрели вниз. Белка оказалась над верхушкой бука, рядом с муравьем, который вовремя успел прихватить с собой горшочек меда.
- Как удачно мы здесь повисли, - сказала белка. Муравей крепко прижимал к себе горшочек.
Он очень боялся, что мед вылетит наружу и улетит прочь.
- Да, - сказал муравей, - пока удачно.
На опушке леса посреди сосновых веток висел носорог. Маленькие иголки больно кололи его нос и уши.
- И кто все это затеял? - громко крикнул он.
Никто не знал. Только жук-доктор догадывался. Ведь он частенько взлетал, правда, всегда один.
- По-моему, никто, - крикнул он в ответ. Сам он повис над тополем.
- Ну-ну, - недовольно буркнул носорог.
Было еще раннее утро. Солнце карабкалось по деревьям, и многие звери блестели и сверкали в его лучах, и при этом ветер медленно поворачивал их в воздухе или переносил с одного дерева на другое. Но совсем скоро все вдруг попадали вниз, в океан или в землю, или на дно реки. Белка и муравей провалились сквозь крышу в дом белки и оказались на стульях за
столом напротив друг друга. Горшочек с медом прилетел попозже и приземлился на стол как раз перед ними. Муравей тотчас вскочил и заглянул в горшочек.
- Мед тоже прилетел, - сообщил он, облегченно вздохнув.
- Вот и чудесно, - сказала белка, ведь она до сих пор так и не поела, а, кроме того, она очень любила мед, особенно тот буковый мед, что был сейчас в маленьком синем горшочке.
 

- ЧЕРЕПАХА, А ТЫ ВООБЩЕ-ТО УВЕРЕНА, ЧТО ТЫ - ЧЕРЕПАХА? - спросил сверчок у черепахи
однажды утром. Черепаха озадаченно глянула на него и задумалась. Потом она сказала,
мрачно поглядывая на сверчка из-под панциря:
- Нет, не уверена.
- Я вот точно знаю, что я - сверчок. Я стрекочу, значит, я - сверчок. - И он даже
подскочил от удовольствия. «А я молчу, - подумала черепаха. - Но, по-моему, этого
достаточно, чтобы быть черепахой». Их разговор услышал лягушонок и сказал:
- Я квакаю, значит, я - лягушонок.
- Верно, лягушонок, совершенно верно, - сказал сверчок. - Ты квакаешь, значит, ты -
лягушонок. Они похлопали друг друга по плечу и посмотрели на черепаху с сочувствием.
«Так, может быть, я вовсе не черепаха? – подумала черепаха. - А кто..? Если так подумать:
я ползаю, значит, я - черепаха...» Она немного проползла вперед-назад. «Нет, - снова
подумала она. - Это ерунда. Столько всякого зверья ползает». Черепаха вдруг почувствовала
себя одинокой и беспомощной, а веселые сверчок и лягушонок ускакали прочь, то и дело
хлопая друг друга по плечу и напевая: «Мы знаем, кто мы». В этот момент послышался
какой-то треск и шум с верхушки дуба, под которым стояла черепаха. Это был слон, который
взобрался туда на восходе солнца. Теперь он падал вниз.
- Я падаю... - только и успел крикнуть слон и с грохотом свалился на землю рядом с
черепахой.
«Это слон, - мрачно подумала черепаха. - Здесь все ясно». Спустя несколько минут слон
открыл глаза.
- Привет, черепаха, - сказал он тихонько.
- Ты уверен, что я - черепаха? - удивленно спросила черепаха. - Ты точно это знаешь?
- Конечно, - простонал слон. - А кто же ты еще?
- Не знаю, - ответила черепаха.
- Ну, как хочешь, - поморщился от боли слон, осторожно ощупывая огромную шишку на
затылке.
Черепахе ужасно хотелось помчаться вдогонку за сверчком и лягушонком. «Ну да, - подумала
она,- если я их догоню, тогда они уж точно не поверят, что я черепаха». И она осталась в
траве под дубом и тихонько повторяла сама себе: «Привет, черепаха. Привет».

ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМ МУРАВЕЙ И БЕЛКА СИДЕЛИ РЯДОМ НА ВЕТКЕ у двери белкиного дома. Взошла
луна. Белка и муравей ели сладкие буковые орешки с медом. Они долго молчали. Потом
муравей спросил:
- Ты никогда не устаешь от меня, белка?
- Я? - переспросила белка. - Нет, что ты.
Муравей помолчал, а потом сказал:
- Это вполне может случиться?
- Нет, - возразила белка. - Не может. Как я могу устать от тебя?
- Очень даже можешь, - сказал муравей. - От всегo устаешь. Все на свете надоедает. Тебе
ведь надоедают иногда буковые орешки?
- Буковые орешки... - повторила белка. Она глубоко задумалась, но так и не смогла
припомнить, чтобы ей надоели буковые орешки. «Но ведь как знать», - подумала она.
- Но ты мне никогда не надоешь! - сказала она.
- Надо же, - сказал муравей. Долгое время они молчали. Тонкие перышки тумана поднимались
из кустов и, медленно извиваясь среди деревьев, исчезали в лесу.
- Я иногда устаю сам от себя, - сказал наконец муравей. - Ты - нет?
- А что именно у тебя устает? – поинтересовалась белка.
- Не знаю, - ответил муравей. - Просто устаю. Весь целиком.
Белка никогда о таком не слышала. Она почесала за ухом и задумалась о самой себе. И
когда она продумала о себе довольно долго, то неожиданно и правда устала от себя самой.
Странное это было чувство.
- Да, - сказала она. - Теперь я тоже от себя устала. Муравей понимающе кивнул. Был
теплый вечер. Вдалеке что-то кричала с дерева сова, а высоко в небе висела луна, большая
и круглая.
Муравей и белка молчали и отдыхали сами от себя. Время от времени они вздыхали, хмурили
брови и грызли орешки с медом. И только совсем поздно, когда луна уже почти закатилась,
они отдохнули и заснули.
 

БЕЛКА И СЛОН СИДЕЛИ В ТРАВЕ НА БЕРЕГУ РЕКИ. Было так жарко, что слон расплавился и по
траве побежал серый ручеек. «Ой, - подумала белка, - как бы он не убежал в реку, а то
ведь я и не знаю, что мне тогда делать». И она быстро выкопала маленькую ямку, куда и
стек слон. Там он лежал и слегка плескался под палящим солнцем.
- Отчего же так жарко? - спросила белка вслух сама себя.
Слону хотелось что-нибудь ответить, но белка ничего не смогла разобрать из его
всплесков. Кроме того, из-за жары ей было трудно прислушиваться. «Наверное, он тоже
спрашивает себя, отчего сегодня так жарко», - подумала она. Белка уселась в тени под
ивой. Время от времени она посматривала на слона. Серая лужица тихонько плескалась, в ней
сияло солнце, а вокруг низко-низко носилась стрекоза.
- Стрекоза, ты хоть знаешь, над чем летаешь сейчас? - спросила белка.
- Знаю, - сказала стрекоза. - Это слон. - И уставилась в собственное отражение в серой
воде. Только под вечер стало немного прохладнее. На глазах у белки вода стала
превращаться в хобот, туловище и пару ушей.
- О-хо-хо, - сказал слон минуту спустя. - До чего мне было жарко!
Последние капельки превратились в его хвост. Белка с облегчением похлопала его по плечу.
- Слышала, как я плескался, а, белка?
- Слышала, - ответила белка.
- На самом деле я трубил. Мне хотелось протрубить песенку. Получилось хоть немножко?
- Да, - подтвердила белка. - Немножко получилось.
- Очень сложно трубить, когда расплавишься,- сказал слон. Белка охотно в это поверила.
Зашло солнце. Вдалеке пел дрозд. Они медленно отправились домой.
 

БЕЛКА СИДЕЛА НА ВЕТКЕ У ДВЕРИ СВОЕГО ДОМА и чувствовала себя подавленно. Это было
странное чувство, оно обычно возникало, когда была плохая погода, или когда за целый день
никто не заходил в гости. Муравей сказал, что это называется «чувствовать себя
подавленно». День был серый, и белке не хотелось идти в дом. Она взяла кусочек буковой
коры, который валялся у двери, и начала писать письмо. «Дорогой», - написала она. И
остановилась. «Дорогой KTO?» - подумала она. И никого не смогла придумать. Она вздохнула
и продолжила: «Дорогой, мне бы очень хотелось однажды».
Больше ничего не получалось. «Вот так всегда бывает, когда я подавлена, - подумала
белка. - Тогда я сама не знаю, чего хочу». Вдруг подул легкий ветерок. Он вырвал письмо у
нее из лап и понес его прочь между деревьями. Белка снова вздохнула. Небо стало темнеть,
и прямо ей на нос упала тяжелая дождевая капля. «Так я и знала», - подумала белка и
поежилась. Настоящий дождь так и не пошел, но было темно и холодно, и белка становилась
все более подавленной. «Мне кажется, - подумала она, - такой подавленной я еще никогда не
была». От этой мысли ей стало немного приятнее, но ненадолго. Уже вечерело, когда мимо
вдруг пролетело письмо Оно зацепилось и повисло на ветке. «Это не мне»,- мрачно подумала
белка. Но все-таки взяла письмо и развернула его.
«Дорог Мне бы тоже очень хотелось как-нибудь» - прочла она.
Письмо было написано корявым незнакомым почерком. Белка посмотрела его на свет,
потрогала все буквы, но даже не знала, что и подумать. Она точно знала, что письмо не от
кита, и не от слона, и не от черепахи, и не от чайки, и даже не от дождевого червяка.
«Это письмо от незнакомца, - подумала белка.- Но что он хотел сказать? И кто этот
"Дорог"?» Стало смеркаться. Белка покачала головой. «Здорово было бы придумать что-то
особенное», - подумала она. Она огляделась по сторонам, и вдруг ей показалось, что рядом
кто-то был. И ему тоже хотелось придумать однажды что-то особенное. Белке на нос снова
упала дождинка. И еще одна. Она поднялась и подумала: «Ну вот, день потерян», - а потом
решила как-нибудь спросить у муравья, что означает «потерянный день» и какие еще бывают
дни. Белка пошла в дом. Но уже стоя на пороге, она вдруг обернулась и крикнула что есть
сил: «Эге-гей!» «На всякий случай», - подумала она.
Несколько минут все было тихо. И вдруг откуда-то издалека, наверное даже из-за океана,
послышался тихий, дрожащий голосок: «Эге-гей!» Белка кивнула и почувствовала себя уже не
такой подавленной. Она зашла в дом и прямиком направилась к шкафу. «Проголодалась я», -
подумала она. И это была приятная мысль, ведь на верхней полке у нее стояла большая банка
букового меда.

НА ВЕЧЕРИНКЕ У ВЕРБЛЮДА СВЕТЛЯЧОК СИДЕЛ РЯДОМ С ДОЖДЕВЫМ ЧЕРВЯКОМ.
Светлячок вспыхнул и сказал:
- Знаешь, чего я иногда боюсь, дождевой червяк?
- Не знаю, - сказал червяк.
- Что я однажды не смогу засветиться.
- Ой, - сказал дождевой червяк, - мне и подумать страшно, что я вдруг начну светиться.
Они удивленно уставились друг на друга. Надо признать, это был весьма странный разговор, и на какое-то время оба замолчали. Наконец светлячок спросил:
- И тебе совсем не хочется хотя бы разок засветиться, дождевой червяк, хотя бы совсем маленькой искоркой?
- Нет, - ответил дождевой червяк. - Мне, наоборот, хотелось бы уметь все вокруг тушить. Но только... как это сделать?
Он взглянул на луну и грустно вздохнул.
- О солнце я вообще молчу, - сказал он.
- Какие мы все-таки разные, - сказал светлячок.
- Да, - подтвердил дождевой червяк.
А потом они танцевали. Светлячок светился так нежно, что вокруг было почти темно. А глаза дождевого червяка так и сияли, хотя он ужасно переживал из-за этого и то и дело прикрывал их. Был тихий вечер на краю пустыни. Довольный верблюд сидел и пересчитывал подарки. Кто-то из зверей потихоньку доедал торт. А остальные заснули. Дождевой червяки и светлячок все танцевали и танцевали.Но когда взошло солнеце, дождевой червяк сказал:
- Мне пора. Пока, светлячок...
И исчез под землей.
- Пока, дождевой червяк, - сказал светлячок. Он еще поразмышлял несколько минут, а потом полетел прочь, в сторону леса. Вдалеке над деревьями поднималось солнце. Светлячок смотрел на него с восхищением.

- МНЕ ПОРА СОБИРАТЬСЯ В ДОРОГУ, - сказал муравей однажды утром. Они сидели на ветке перед домом белки. Белка только что проснулась и зевала.
- И не спрашивай, обязательно ли мне уходить, - сказал муравей, - потому что я должен уйти.
- Я и не спрашиваю.
- Нет, ты как раз собиралась спросить, не надо меня обманывать.
Белка молчала.
- Единственное, что мы еще можем сделать, - сказал муравей, - это спокойно попрощаться.
- Верно, - ответила белка.
- То есть никакой жалости и слез и никаких "я буду по тебе скучать" и "возвращайся скорей". Ты же знаешь, я терпеть этого не могу...
Белка кивнула.
- Ты не могла бы встать на порожке... - попросил муравей.
Белка встала на порожек. Муравей протянул ей лапку и сказал:
- Ну что ж, белка, тогда до свидания.
- Пока, муравей, - сказала белка. - Счастливого пути.
Ну муравей остался недоволен прощанием и не ушел.
- У тебя же комок в горле, белка, - сказал он. - Я же слышу!
Они снова попытались попрощаться, и на этот раз муравей заметил в одном глазу белки слезинку, и еще ему не понравилось, как она сказала: «Счастливого пути!»
- Ты переживаешь, белка, страшно переживаешь, я вижу!
Белка молчала.
- Успокойся наконец! - крикнул муравей.
Они попробовали еще раз, и теперь белка сказала «Приятного пути,» - а потом попробовали совсем без слов и не глядя друг на друга. Белка была спокойна как никогда. Но муравей все равно был недоволен.
- Так я не могу уйти, - сказал он обиженно. - Хотя я действительно должен. Правда должен!
- Я знаю, - потупилась белка.
Потом они молчали, сидя в лучах заходящего солнца на ветке перед белкиным домом. В лесу пахло соснами, где-то вдалеке пел дрозд.

КОГДА В ОДНО ПРЕКРАСНОЕ УТРО БЕЛКА ВЫШЛА ИЗ ДОМУ, она увидела слона. Он сидел на маленьком облачке высоко в воздухе, прямо над ивой.
- Белка! – закричал слон и помахал ей ногами и хоботом.
- Что? – крикнула белка в ответ.
- Как мне отсюда слезть?
- Я думаю, тебе придется упасть, - прокричала белка.
- Упасть?
- Да.
- Как это?
- Ну… - замялась белка, - как бы тебе объяснить…
Утро было теплым, солнце медленно карабкалось по макушкам деревьев, и облачко становилось все меньше.
- Ты не могла бы мне показать? – попросил слон с тревогой в голосе.
- Хорошо, - сказала белка и со страшным шумом свалилась на землю с верхушки бука.
Она поднялась, потирая шишку на затылке и погнутый хвост, и глянула на небо.
- Ух ты! – крикнул слон. – И это называется «падать»?
- Да, - охнула белка.
И слон тоже бросился вниз. Только у него это получилось не так хорошо, как у белки, он как будто кружился, но как-то по- особенному, очень быстро. В конце-концов, пролетеы мимо ивы, он вверх тормашками плюхнулся в воду посреди камышей. Из-за того, что падал он очень быстро, он сразу оказался на дне и, пробив крышу, влетел в домик водяной улитки.
- Разве я тебя приглашала? - удивленно спросила улитка, когда слон с шумом плюхнулся в ее кресло.
- Вроде нет, - простонал слон.
- Вот и славно, - сказала улитка, - значит, мне не надо думать, чем тебя угостить. - И она потерла руками.
- А впрочем, может, у меня что-нибудь и найдется, - продолжила она. - Поискать чего-нибудь? Что ты любишь?И она со стуком распахнула дверцу кухонного шкафчика.
- Я упал с неба, - тихонько поведал слон. - С облака.
- Да? - сказала улитка, целиком засунув голову в шкафчик. - То есть, я хотела сказать: ничего себе! Потом они сидели напротив друг друга и ели сладкие водоросли, запивая их мутной водой. Слон изо всех сил старался объяснить улитке, что значит: падать. Улитка никогда о таком не слышала.
- Это так же, как медленно пльггь? - спросила она.
- Приблизительно, - сказал слон. - Очень приблизительно.
- Мама дорогая, - удивилась улитка. - Бывает же такое. Слон в очередной раз положил ногу на ногу, стряхнул с хобота прилипшие крошки грязи и сказал:
- Это я не говорю о том, что можно летать.
- Да уж, - сказала улитка. - И не говори.
Она покачала головой и снова наполнила тарелку слона. В то утро они поговорили о том, каково это - прыгать, и слон сказал, что это немного похоже на ползать и на плескаться.
- Ты умеешь плескаться? - спросила улитка. Слон немного подумал и, поколебавшись, сказал:
- Боюсь, что нет.
- Я тоже не умею, - сказала водяная улитка. – Но это мое самое заветное желание - тихонько поплескаться, если бы я умела...
Слон наморщил лоб, и еще долго они сидели молча в домике улитки на дне реки.

ОДНАЖДЫ СВЕРЧОК ОТКРЫЛ МАГАЗИН, В КОТОРОМ собирался продавать списки подарков, которые звери хотели бы получить ко дню рождения. Ведь большинство из них никогда не знали, чего бы такого им захотеть ко дню рождения.
Сверчок сидел на стуле за прилавком и с нетерпением ожидал покупателей.
Первым появился носорог. День рождения у него был на следующей неделе, и он не знал, какой подарок ему хотелось бы получить.
- Так, так! - сказал сверчок. Он взял лист бумаги и написал: Подарки для носорога: Потом он вышел из-за прилавка, несколько раз обошел вокруг носорога, что-то пробормотал себе под нос, приподнял одно носорожье ухо, заглянул в него и вернулся на свое место. В списке подарков он написал:

Травяной торт
- Травяной торт? - переспросил носорог.
- Ну да, - сказал сверчок. - Я тебе его подарю. Из жесткой травы, с лютиками и сладким клевером.
- Ладно, - сказал носорог. - Только добавь туда, пожалуйста, немножко чертополоха.
Сверчок задумался очень глубоко и очень надолго, закрыл глаза, почесал в затылке и потом написал под травяным тортом:

Все подряд.

- Что это значит? - удивился носорог.
- А ты не знаешь? - спросил сверчок.
- Нет.
- Ну вот, - сказал сверчок. - Тогда это абсолютно правильно. Потому что про подарки ты знать не должен. Поэтому я и назвал это: все подряд.
Он несколько раз подпрыгнул от удовольствия так, что полы его куртки запрыгали вместе с ним. Носорог забрал список с собой и показывал его всем, кому только мог, - но травяной торт уже был вычеркнут, ведь его должен был подарить сверчок.
А неделю спустя, в день рождения, носорог получил от сверчка в подарок травяной торт с чертополохом, а остальные звери дарили ему все подряд. И носорог очень радовался.

- А ЧТО, ЕСЛИ У МЕНЯ ВДРУГ ПРОТЕЧЕТ ПАНЦИРЬ? - СПРОСИЛА однажды черепаха у белки.
- Ну... - сказала белка. - Тогда и посмотрим. Сейчас ведь нет дождя?
- Нет, но если вдруг пойдет дождь и если вдруг панцирь протечет...
- Не надо так переживать, черепаха, - сказала белка и ободряюще похлопала ее по панцирю.
Черепаха вздохнула.
- А если вдруг у меня земля уйдет из-под ног, и я повисну в воздухе. Что тогда?
Этого белка тоже не знала. Не знала она и что будет, если черепаха вдруг не сможет ползать или ей целый день придется горевать. А ведь ей этого совсем не хотелось.
- А если это все-таки случится, белка, - спросила черепаха в отчаянии, - и мне придется целый день горевать...
Белка попыталась себе это представить, и эта картина совсем ей не понравилась.
- Скажи, белка, я - грустная? - спросила черепаха.
- Да, - ответила белка, - я думаю, ты сейчас rpyстная.
- Правда? - спросила черепаха и удивленно улыбнулась. - А я и не знала, что могу быть грустной. Так- так. Значит, сейчас я грустная.
Она радостно огляделась по сторонам и издала какой-то странный звук, как будто хрюкнула.
- Но теперь ты уже не грустная, - сказала белка.
- Да? - спросила черепаха, и лицо ее помрачнело.
- А теперь опять грустная.
- Правда? - спросила черепаха. - Как трудно быть грустной!И она задумчиво нахмурила лоб.
Белка подтвердила, что и в самом деле быть грустной очень непросто и что ей самой это ни разу не удавалось. Черепаха засияла от гордости, но тут же спохватилась и постаралась опять тревожно нахмуриться.

* * *

ОДНАЖДЫ УТРОМ МУРАВЕЙ ШЕЛ ПО ЛЕСУ. «ДО ЧЕГО ЖЕ тяжелая у меня голова», - думал он. Когда он шел, ему приходилось поддерживать голову правой передней лапкой. Но идти из-за этого было сложнее.Под ивой он остановился и вздохнул. Потом присел на камешек, который как раз лежал под деревом. Голову пришлось подпереть сразу двумя лапками. «До чего же она тяжелая», - подумал муравей. «Я знаю, отчего это, - вдруг пришло ему в голову.- Это из-за того, что я все знаю. А знания весят очень много».
День был пасмурный. То и дело накрапывал дождик. По небу носились черные облака. Деревья скрипели и трещали от ветра. «А ведь хорошо, что я все знаю, - подумал муравей.- Ведь если бы мне пришлось узнать еще что-нибудь, то голова у меня стала бы совсем неподъемной». Он с трудом покачал головой и представил себе, как его лапки не могут удержать голову и она со стуком падает на землю. «Тогда бы мне крышка», - подумал муравей…«А ведь все из-за того, что я ужасно много думаю,- продолжал он; - Обо всем на свете. О том, какой вкусный бывает мед, и о том, как ложится пыль, об океане, о подозрительных мыслях, о дожде, о лакрице, да что ни возьми. И все это умещается у меня в голове».
Локти у муравья устали, и он медленно сполз с камня.
Теперь он просто лежал на животе, упершись подбородком в землю. Голова стала еще тяжелее.
«Значит, я успел узнать еще что-то, чего не знал раньше, - решил муравей. - Но теперь-то, надеюсь, я знаю абсолютно все». Муравей почувствовал, что у него больше не получается покачать головой или хотя бы кивнуть. «Интересно, а улыбнуться я бы смог?» - подумал он. Он попробовал улыбнуться и почувствовал, что на губах у него появилась слабенькая улыбочка. А вот зевать уже не получалось, как, впрочем, и хмурить брови, и высовывать язык. Так он и лежал посреди леса в пасмурный осенний день. А раз он все знал, то он знал и о том, что в этот день мимо должна была случайно пройти белка.
- Муравей! - удивленно воскликнула белка, увидев, что он лежит на земле. - Что ты здесь делаешь?
- Я не могу пошевелить головой, - ответил муравей.
- Почему?
- Я слишком много знаю, - сказал муравей. Голос у него был строгий и придавленный.
- И чего же такого ты слишком много знаешь? - поинтересовалась белка.
- Я знаю все, - ответил муравей.
Белка удивленно уставилась на него. Она и сама кое-что знала. Но ей казалось, она, не знает гораздо больше, чем знает. «Поэтому и голова у меня такая легкая», - подумала она и запросто покачала головой туда-сюда.
- И что теперь делать? - спросила белка.
- Я думаю, мне придется что-нибудь забыть, сказал муравей.
Белка согласилась, что так будет лучше всего. Но что именно надо было позабыть муравью? Забьпь, что на небе светит солнышко? Или какой вкус у медового торта? А может, про день рождения кита? Или про собственную зимнюю курточку? Муравей попытался забыть все эти вещи, но толку от этого оказалось мало.
- Может, тебе стоит забыть меня? – осторожно спросила белка.
- Тебя? - переспросил муравей.
- А почему бы и нет?
Муравей кивнул и закрыл глаза. И вдруг взлетел вверх, прямо как перышко на ветру.
Белка засеменила за ним. Муравей почти исчез из виду, где-то высоко над деревьями. Но тут ... он снова упал на землю.
- Я совсем забыл тебя, белка, - сказал он, морщась от боли и потирая макушку. - Но вдруг снова подумал о тебе.
Белка опустила глаза и сказала:
- Да я ведь просто предложила.
- Ну да, - сказал муравей.
Он сидел на земле. Но после удара он позабыл обо всем, что знал раньше. И вдруг он встал на лапки, отчего сам сильно удивился.
Спустя несколько минут они уже вместе шли через лес. И молчали. А потом белка сказала:
- У меня дома, кажется, осталась банка букового меда.
- Ух ты, - воскликнул муравей, - а я и не знал!
От восторга он подпрыгнул высоко-высоко и со всех ног помчался к белкиному дому на буковом дереве.

БЫЛА ЗИМА. СВЕРЧОК ЗАМЕРЗ И ПОДУМАЛ: «А ВОТ БЫЛА БЫ У меня настоящая теплая куртка. Такая куртка, в которой бы всегда было тепло». И дрожащий сверчок пошел дальше через лес, по глубокому снегу.
Он отправился в магазин ласки, которая с недавних пор торговала куртками. У двери магазина стояла orромная черная куртка, такая огромная, что доставала до нижних ветвей дуба. А в самом магазинчике висели самые разные куртки: красные куртки, очень маленькие куртки, куртки с сотней рукавов, куртки из дерева и даже сверкающие куртки.
- Я хочу вон ту большую куртку, - сказал сверчок.
- Хорошо, - ответила ласка.
Они вдвоем подняли куртку, и сверчок надел ее. Куртка была теплой и тяжелой, и сверчок наконец то согрелся. «Наконец-то у меня румяные щеки, »- обрадовался он. Сверчок попрощался с лаской и малюсенькими шажками пошел обратно в лес. Через некоторое время ему повстречались муравей и белка.
- Привет, куртка, - сказал муравей.
Сверчок посмотрел в петельку для пуговицы и ответил:
- Привет, муравей.
- Кто это? - удивилась белка.
- Большая куртка, - объяснил муравей.
- Большая куртка?? - переспросила белка. – Она новая?
- Нет, - ответил муравей, - не новая, но какая-то особенная.
Сверчок ничего им не сказал и задумчиво пошел дальше. «Так-так, - размышлял он. - Значит, я - большая куртка. Так-так. Ну-ну». А через какое-то время он и вовсе позабыл, что он сверчок. «Вот это зима», - довольно подумал он и поднял воротник, который был где-то высоко над его бывшей головой. Но с приходом лета сверчку становилось все теплее. Как-то раз он шел через кусты в тени бука, расстегнувшись и широко расставив рукава.
- Стало слишком тепло для тебя, куртка, - сказал он.
- Да, - пропыхтел он сам себе.
Потом он спросил сам у себя, откуда взялось лето. «Этого мне никогда не узнать», - подумал он и размечтался о водяных куртках, которые можно было бы просто накинуть на плечи и они бы стекали капельками по спине. «Как же мне жарко», - подумал он и затосковал по тому времени, когда он дрожал, вздрагивал от холода и стучал зубами, когда у него были посиневшие лапки и заледеневшие крылышки. Он закрыл глаза и увидел перед собой настоящую метель. Он с трудом выбрался из куртки и осторожно положил ее под дубом на землю.
- Пока, куртка, - попрощался он.
А потом он полетел к реке. «Приму ванну, - подумал он, - вот что я сейчас сделаю».

ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ БЕЛКА УСЛЫШАЛА ШОРОХ. ОКНО распахнулось, и в комнату влетел слон. На голове у него красовалась огненно-красная шапочка.
- Слон! - испуганно воскликнула белка, подскочив в постели.
Но слон ничего ей не ответил, пару раз облетел комнату, что-то мурлыча, заглянул в белкин шкаф, слегка похлопал ушами, поправил шапочку и вылетел наружу. Как пушинка. Потом белка услышала, как что-то шлепнулось, кто-то ойкнул и окно снова захлопнулось. Когда на следующее утро она проснулась, то была уверена, что все ей приснилось. Но когда в этот же день она встретила слона и рассказала ему свой сон, он показал ей шишку на лбу и объяснил: «Я ударился, когда упал. Тогда, с бука».
- Так это по-настоящему был ты??? – удивилась белка.
- Ах, по-настоящему... - потупился слон, - что такое «по-настоящему»... я всегда думал, что это слово значит так много...
- А шапочка? - спросила белка. - Та красная шапочка, она была настоящая?
- Ах, да, эта шапочка... - начал было слон. На его губах заиграла нежная улыбка, и он посмотрел вдаль куда-то мимо белки.
- Это длинная история... - сказал он наконец.
Белка ничего не сказала. Она нахмурила лоб и попрощалась со слоном.
Вечером она хорошенько закрыла окно и придвинула к нему шкаф. В эту ночь к ней никто не прилетел.

В ДЕНЬ СВОЕГО РОЖДЕНИЯ КАРАКАТИЦА ПРИГОТОВИЛА ЧЕРНЫЙ торт и ждала гостей в пещерке на дне океана. Но приплыл только морской скат. Он распилил торт на черные куски и молча слопал их.
- Слегка горьковат, каракатица, - пробормотал он с набитым ртом.
- Да уж, - сказала каракатица и мрачно посмотрела на него.
Скат очень быстро справился с угощением и спросил:
- А песни будут?
Каракатица кивнула, вытянула перед собой щупальца и пропела отвратительную песню, которая состояла исключительно из фальшивых нот. Скату песня не понравилась, но вслух он сказал только, что ему пора пльггь дальше.
- Пока, скат, - попрощалась каракатица.
- Пока, каракатица, - ответил ей скат.И каракатица осталась одна.
«Пропал день рождения», - подумала она. И по ее щеке покатилась чернильная слеза.
Она с отвращением доела остатки торта. Потом ей ужасно захотелось крикнуть: «Эй, ну где же вы все?!»- но она одумалась и промолчала. «Вот всегда я так, - пришло ей в голову, - вечно мне надо одуматься». И она представила себе, каково было бы однажды не одуматься и крикнуть взаправду, и тогда бы все ответили ей: «Здесь! Мы здесь!» - и все спустились бы к ней на дно... «Может быть, мы бы даже танцевали, - подумала каракатица, - в глубине и в темноте...» Она почернела, погрустнела и в конце концов заснула в ложбинке на дне океана.

* * *

ОДНАЖДЫ УТРОМ ЛЕВ ТАК СИЛЬНО ИСПУГАЛСЯ САМ СЕБЯ, ЧТО умчался прочь и спрятался в кустах под дубом. Он сидел там, дрожал и твердо решил никогда больше не рычать и не смотреть страшным взглядом. Но все-таки он понимал, что какие-то звуки ему нужны. Ведь никто не молчит. «Что же мне делать? - подумал он. - Пищать? Или жужжать?» Он не мог решить вот так сразу, весь сжался, не поднимал глаз, и его всякий раз бросало в дрожь, когда он вспоминал, как громко он рычал. «Теперь всё,- подумал он, - с этим покончено». В этот день мимо дуба проходила белка и увидела сидящего льва.
- Привет, лев, - сказала она.
- Привет, белка, - ответил лев. Он покраснел и попытался спрятаться в собственной гриве.
Потом он осторожно вытянул шею и поинтересовался:
- Можно у тебя кое-что спросить?
- Можно, - ответила белка.
- Как ты думаешь, что мне больше подходит? Пищать или жужжать? Или какой-нибудь другой тихий звук?
- А ты не будешь больше рычать? - спросила белка удивленно.
- Нет, - смутился лев.
- Понятно, - сказала белка. - Жужжать, жужжать... нет, наверное, лучше будет пищать.
- Спасибо тебе, - поблагодарил лев. - Тогда я буду пищать.
Он принялся тихонько попискивать и поглядывал при этом так смущенно, что белка не выдержала и ушла. В этот же вечер лев появился на дне рождения жука.
Он остался стоять у двери, в тени, тихонько попискивал про себя и отказывался от всего, сьев только крошку торта. А когда муравей что-то спросил у него, лев зажмурился и ответил, что ничего не знает и никогда об этом не слышал. Он повесил голову и поплелся домой.
Так он теперь и жил, незаметный и трусливый. И только во сне он иногда громко и страшно рычал. Тогда кусты дрожали, деревья тряслись, а сам лев в ужасе просыпался.
- Помогите, - говорил он тогда сам себе и закрывал голову лапами.
Некоторые звери даже с тоской вспоминали тот ужас, который он когда-то на них нагонял. «Ох, как же мы тряслись от страха..!» - говорили они и качали головами. А мыши не понравилось, что лев тоже стал пищать. Да и к тому же ей казалось, что этот писк никуда не годится. Но когда она однажды сказала об этом льву, он вдруг захныкал. Мышь быстренько извинилась и сказала, что лев очень неплохо пищит.
- Да? - спросил лев. - Ты правда так думаешь?
- Правда, - подтвердила мышь.
- Спасибо тебе, мышь, - сказал лев и вдруг так расчувствовался, что мышь испугалась, как бы он не растаял.

* * *

«У ТЕБЯ НИКОГДА НЕ БОЛИТ ЖАЛО, ОСА?»- СПРОСИЛА ОДНАЖДЫ у осы пчела.
- Нет, - ответила оса, - А вот талия, к сожалению, иногда побаливает. А у тебя?
- Нет, - сказала пчела. - Талия никогда не болит.
- Вот как, - удивилась оса.
Звери сидели рядышком на опушке леса, у реки, под ивой.
- А у меня иногда болят усы, - сказал морж.- Такая бывает тупая боль. Как будто усы гудят. Вот такая боль.
- А у меня, бывает, болит панцирь, - сказала черепаха. - Особенно, если надо куда-нибудь идти с утра пораньше. - Она замолчала. - Тогда лучше всего отсидеться дома, - добавила она потом.
Олень рассказал, как у него болят рога: «Как будто они горят огнем, так это бывает». Улитка сообщила, что у нее иногда сводит рожки, а верблюд рассказал, как у него неприятно покалывает в горбах. Бегемот сказал:
- У меня болит вот тут. Он широко разинул рот и показал вовнутрь. Все заглянули туда, чтобы увидеть боль, но внутри было так темно, да и боль, видно, была так далеко, что разглядеть ничего не удалось.
- Обидно, - расстроился бегемот. - Это ведь очень интересная боль.
- А у меня никогда ничего не болит, - вдруг заявил муравей.
Наступила тишина. Все уставились на муравья.
- Боль - это чепуха, - сказал муравей.
Белка вспомнила, как у нее иногда болело что-то внутри - она никогда не могла понять, что именно. Ей казалось, что это очень грустная боль. «Разве эта боль тоже чепуха?» - думала она. День был теплый. Речка серебрилась, и каждый думал о своей боли - не была ли она и на самом деле чепухой. Солнце зашло и поднялся ветер. Река заволновалась.
- Колики, - тихонько сказал вдруг муравей, - они у меня иногда случаются. Если вы это называете болью, тогда я с вами согласен

ЧТОБЫ НИКОГДА НИЧЕГО НЕ ЗАБЫВАТЬ, Белка повсюду в доме развешивала памятки.

На одной такой памятке было написано: «Буковые орешки».

Эту записку Белка перечитывала довольно часто. И тогда всегда говорила: «Ах да, буковые орешки! Хорошо, что вспомнила». И она поворачивала к буфету и немного погодя уже сидела перед тарелкой сладких или пареных орешков.

Другая записка гласила: «Муравей».

Когда ее взгляд падал на эту записку, она кивала и думала: «И то верно, пойду-ка проведаю Муравья». Она спускалась по стволу бука и шла к его дому, крича уже издалека: «Муравей! Муравей!» И немного спустя они сидели на травке на берегу реки и болтали обо всяких вещах, которые невозможно забыть и в то же время невозможно запомнить. Частенько они сидели так часами.

На третьей записке было написано: «Гляди веселей».

«Эка», — думала Белка, читая эту записку. Она пыталась тогда изо всех сил глядеть веселей. Но если она в этот момент не глядела весело, то глядеть веселей бывало очень трудно. Муравей как-то раз попытался объяснить ей, как нужно действовать, но изложение было таким длинным и путаным, что Белка ничего не поняла.

Эта памятка была, в сущности, довольно нелепой, сознавала Белка. Но снимать ее не снимала.

Где-то в темном уголке, в который Белка почти никогда не заглядывала, висела еще одна записка. Она была запрятана так, что Белке случилось прочесть ее всего лишь однажды. На записке было написано: «Мой день рождения».

Однажды утром, когда Белка уже дважды перечитала записку «Буковые орешки» и задумчиво постояла перед запиской «Гляди веселей», на глаза ей вновь попалась третья памятка. «Мой день рождения», — прочла она.

Она хлопнула себя по лбу, зажмурилась и воскликнула: «Ну точно! Чуть не забыла! Мой день рождения!» Сердце у нее забилось.Ее день рождения был почти на носу.